Архив Алексея Келера, директора ОНО “Институт этнических исследований”, Одесса, Украина.

Реестр репрессированных по Одессе и Одесской области



Украина. Новое время – новые возможности.
Обзорно-аналитическая статья
Одесса, август 2014.

Документы о жертвах советского режима и новые возможности доступа к ним.

События последнего года в Украине, смена руководства страны и ее силовых ведомств - всё это позитивно отразились на возможностях архивно-поисковой работы с документами репрессированных, депортированных, административно-высланных, репатриантов и прочих “облагодетельствованных” граждан бывшего СССР.

Возможности были и ранее, но они, как правило, сопровождались искусственными препонами и полуофициальными запретами. Причина была банальна – местное (областное) руководство силовых ведомств, в архивах которых хранится значительная часть документов, не решалось дать “зеленый свет” доступа к своим фондам. В то же время никто из них не хотел утруждать себя решением этого вопроса на высшем уровне. Как говорят в Одессе – “никому не нужен был этот гембель, да еще и за бесплатно”.

Чиновничью верхушку устраивала ситуация, когда вроде бы все законодательно разрешено, даже имеются немалые возможности. Но практика показывала, что и опытному, в том числе “официальному”, исследователю не всегда удавалось добраться до искомых документов. А что говорить о малограмотной бабушке, которая до сих пор с содроганием вспоминает как забрали ее отца, так никто и не сказал куда забрали, что с ним случилось и где те бумажки о нем лежат...

Мы живем в эпоху повсеместно входящего в нашу жизнь интернета и цифровых технологий. В то же время архивы, в данном случае все их разновидности, включая ведомственные спецхраны, содержат сведения о сотнях тысяч и миллионах пострадавших граждан. Сколько из этих миллионов имен выложено в интернете? Можно с уверенностью сказать, что гораздо меньше. А сколько из этих “выложенных” доступны так, что их можно найти, не выворачивая себе мозг ухищрениями и поисками по вторичным признакам?
Как, например, найти сведения о человеке, если данные о нем размещены в материалах административного района, к которомум впоследствии было отнесено переименованное село из соседней области? И, если при этом, исказили и фамилию и старое название села...

Вот и получается, что публикаций много, наработок много, а найти можно – от силы процентов 20-25.

Есть и объективные проблемы поиска. К сожалению, огромное количество людей сгинуло в тоталитарных жерновах, не оставив прямых документов, т.е. архивных дел, фигурантами коих они бы значились явно. Кроме того, когда в 1960-е годы дела на бывших спецпоселенцев отправлялись по месту их рождения (выхода), это было сделано далеко не везде. Вот и получается, что где-то в Сибири, Казахстане  или в одной из Среднеазиатских республик лежат документы на какого-нибудь выходца из Украины, но они там не востребованы, а здесь не всегда знают где и как искать.
Да, можно сказать, что есть информационные центры при министерствах внутренних дел и главный (по бывшему Союзу) в Москве, но это не “картотека прямого доступа” в которой можно поискать и найти. В эти центры можно направить запрос с точными данными и получить ответ если у них имеются такие же “точные данные”. А если что-то искажено или информация не полная – искать никто не будет.
Эти вопросы – где и как искать, – были актуальны как 60 или 40 лет назад, так и в последние десятилетия, уже после распада советской империи.
Но вернемся к теме, означенной в заголовке, с целью поделиться опытом “новых” возможностей, появившихся в последнее время. Сразу оговорюсь, что эти изменения не произошли сразу и в силу политических преобразований. Процесс “стучания в двери” был перманентным и настойчивым, но отворялись они медленно и со скрипом.

Рассмотрим три основные категории жертв репрессий:
a. Осужденные различными органами по политическим статьям (54-я УК УССР, широко известная 58-я УК РСФСР и т.д.) – далее будем называть их “репрессированные”;
b. Депортированные и административно-высланные на спецпоселения вглубь страны – далее “спецпоселенцы”;
c. Лица, возвращенные с территории Германии и других государств расположенных западнее границ бывшего СССР, которые в обязательном порядке проходили фильтрационную проверку – далее “репатрианты”.

Сведения об этих лицах отражены соответственно в разных документах, о которых уже много писали, хотя и в разной степени.
aa. Документы на репрессированных долгое время хранились преимущественно в архивах СБУ (КГБ). В конце 1990-х годов был создан Отраслевой государственный архив СБУ (далее – ОГА СБУ), в который были переданы дела из столичных и некоторых областных спецхранов. В 2000-е годы была передана значительная часть дел, в основном на осужденных внесудебными органами, из областных управлений СБУ в областные государственные архивы.

В частности, в Государственный архив Одесской области (далее – ГАОО) было передано около 13,4 тысяч дел.

Тем не менее, достаточно большая часть дел осталась в спецхранах областных управлений СБУ. Некоторые “не успели” передать т.к. наверху что-то “передумали”, часть дел не передавали, поскольку хотя люди и реабилитированы, но осуждены были по всем правилам (судебными органами) того времени. Еще одна часть – дела на тех, кто не подлежит реабилитации по действующему законодательству. Об этих делах, относящихся к так называемому “нулевому” или особому фонду, ранее вообще речь не шла и доступа к ним не было, как и информации на кого они заведены.

Здесь необходимо отдать должное сотрудникам ОГА СБУ и их подразделений в областных управлениях СБУ. За последние пять лет сформирована общая Информационно-справочная база данных на всех репрессированных, чьи дела не переданы из фондов СБУ. На сегодняшний день в базе имеются сведения более чем на 320 тысяч человек.
Несомненные плюсы этой базы в том, что она едина для всей Украины и достаточно проста в работе. Но, увы, на этом плюсы заканчиваются. База находится в информационных центрах при областных СБУ и не имеет выхода в интернет. Кроме того, при формировании персональных электронных анкет был произведен перевод (транслитерация) данных с русского языка (языка ведения дел в бывшем СССР) на украинский. К сожалению, этот перевод делали не лингвисты или специалисты по переводу имен, фамилий и названий населенных пунктов. Кроме того, при изначальном прочтении документов, некоторые “этнические” фамилии и наименования были сильно искажены.

Необходимо отметить, что в последние полтора-два года эта база пополнилась значительным количеством анкет вышеупомянутого особого фонда, т.е. сведениями о тех, чьи имена ранее нигде не публиковались.
Что касательно доступа к делам в управлениях СБУ, то здесь следует отталкиваться от действующего законодательства, согласно которому любой человек может ознакомиться с делом на своего родственника, получить соответствующую справку и даже получить личные документы или фотографии из дела (если таковые в деле имеются). Хотя на практике чаще выдают цифровые или бумажные копии.

В силу последних изменений стоит особо указать, что согласно письму руководителя СБУ Наливайченко от 12.08.2014 г., отныне с делами находящимися в ОГА СБУ и их подразделениях в областных управлениях СБУ не только можно познакомиться, но и сделать цифровые копии документов. Допускается также использование ноутбуков в работе с документами, что ранее было практически невозможно.

Важно отметить, что это относится не только к делам уже реабилитированных граждан, но и всех остальных.
Что касательно доступа к делам по репрессированным в областных архивах, то проблем, как правило, не возникает. Основная проблема в том, что на сайтах архивов нет выставленных списков репрессированных, чьи дела находятся у них. Значит, искать приходится окольными путями.

bb. Документы на спецпереселенцев хранятся в архивных подразделениях областных управлений МВД Украины и в Отраслевом госархиве МВД (далее – ОГА МВД). До недавнего времени работать с ними было практически невозможно. Отговорка проста и банальна – в Украине нет закона о реабилитации депортированных. Были и технические “причины” – отсутствует или недостаточно приспособлено специальное помещение (читальный зал), нет свободных специалистов, которые могли бы “контролировать” процесс ознакомления с делами и т.д. Конечно, главная причина – в нежелании решать вопрос сверху, а на местах просто не имели права нарушить существующий порядок.
Для самих бывших спецпоселенцев и их родственников оставался единственный гарантированный вариант – делать запрос.
К чести сотрудников архивов необходимо сказать, что справки по запросам они исправно выдавали. Это были основные сведения о человеке и о членах его семьи, если они были указаны в его анкете – в среднем 2/3 печатной страницы. В некоторых случаях выдавались на руки фотографии из дела (в большинстве дел их по две, три и более).
Но, к сожалению, выдаваемые справки не отражали и не могли отразить всей информации, которая на самом деле содержится в документах дела. Здесь следует отметить, что эти дела оформлялись в местах ссылки, т.е. на спецпоселении. Большинство из них оформлялись начиная с февраля-марта 1949 года и не являются “первичными” – т.е. они оформлялись согласно новым указаниям, с использованием имевшихся сведений, а так же заполнением анкет, написанием автобиографий и т.д.

В нынешних изменившихся условиях, когда исследователей, занимающихся этой тематикой, допустили к оцифровке и изучению дел, можно дать некоторую оценку документам и сведениям в них содержащихся. Сделаем это на примере дел в отношении спецпоселенцев-немцев из архива ГУВД Украины в Одесской области (из более чем 26.200 имеющихся дел, по предварительным сведениям, около 84 % являются “немецкими”).
Предварительное изучение первых нескольких сотен дел позволяет сделать следующие уточнения:

1. Встречаются дела, оформленные на искаженные фамилии.

2. Места рождения и жительства, указанные в анкете дела, иногда не соответствуют действительности или искажены. Это выясняется при тщательном изучении автобиографии и некоторых других документов.
Кроме места рождения и жительства до 1941 года, в анкетах указано место жительства во время оккупации по 1943-1944 год, место нахождения на территории Германии (Польши и других западных стран), если таковое переселение имело место, пункт прохождения фильтрационной проверки при репатриации, места проживания (заключения) до прибытия на спецпоселение в данный населенный пункт.

3. Дела оформлялись, начиная с февраля-марта 1949 года или по достижению 16-летнего возраста. Таким образом, на всех, кто был выслан на спецпоселение, но к этому времени умер, дела уже не оформлялись.

4. На женщин, вышедших замуж после высылки и до 1949 года, в том числе и повторно, дела могли оформляться как на прежнюю фамилию, так и на фамилию мужа, который не обязательно мог быть уроженцем того же “исходного” региона.

5. В документах, кроме членов семьи и близких родственников, находящихся на спецпоселении в том же населенном пункте (районе), часто указывались и другие родственники, высланные в другие регионы.
Кроме того, что очень важно, в автобиографиях или протоколах допросов иногда указаны близкие родственники, которые были на спецпоселении и уже умерли, или умерли задолго до всех переселений. Особенно ценными являются сведения о предках, родившихся в середине XIX века, поскольку они позволяют “связать” данную информацию со сведениями из более ранних (досоветских) источников.
Еще одна категория – родственники “эвакуированные” в Германию (Польшу) в 1944 году и “потерявшиеся” там, либо призванные в германскую армию или на оборонные работы. Сведения об этих лицах иногда являются единственным упоминанием, поскольку значительное число их погибло в 1944-1945 годы и не значится по доступным источникам.

6. В делах, как правило, имеется по две-три фотографии разных лет периода 1949-1954 годов.

7. Практически во всех делах имеется документ о снятии с учета на спецпоселении, но с предписанием о том где можно или нельзя проживать.

В качестве наглядного примера можно привести пример Вальбурги Люц, урожденной Франк, в деле которой кроме нее упоминаются еще девять человек. Двое – несовершеннолетние дети, на которых не заводили дел. Муж – указано, что он был призван в германскую арми, и других сведений нет. Упомянутые мать и брат находятся там же на спецпоселении, и на них имеются персональные дела. Есть сведения о сестре мужа, но она не значится по реестру – вероятнее всего сменила фамилию. Еще трое – отец и оба родителя мужа, – были на спецпоселении, но все умерли в 1946-1947 годы. Соответственно на них дела не заводились и возможно это единственное дело, в котором они упоминаются.
Таким образом получается, что из документов этого дела идентифицированы как минимум семь человек, чьи имен, возможн о, более нигде не упоминаются.
Кроме того, еще раз отметим, что в данном случае указана конкретная родственная связь представителей трех поколений одного семейства с указанием изменения фамилий, мест жительства, основных дат.

Хотя исследовано относительно небольшое количество дел, но среди них попался блок дел на лиц, принудительно выселенных из “присоединенной” Бессарабии. В национальном разрезе – это болгары, гагаузы, евреи, молдоване, немцы, русские и украинцы. Хотя все они были представителями разных сословий, но общей чертой было то, что все они были потенциальной угрозой новой власти, так как были либо самодостаточными хозяевами, либо имели отношение к “непролетарским” партиям и государственным органам Бессарабии-Румынии.

Имеются дела административно-высланных еще в начале 1930-х годов. Дела очень разные, но достаточно интересные. Например, в деле Айзика Тарасюка, уроженца Подольской губернии, еврея по национальности, бывшего члена партии анархистов, кроме многочисленных справок, доносов и материалов оперативных разработок, имеется его переписка с родственниками и друзьями, проживавшими не только в пределах тогдашнего СССР, но и в Прибалтике и Париже.

Поскольку сведения по данной категории – спецпоселенцы, – ранее публиковались в виде так называемого “глухого” списка (только фамилия, имя, отчество, год рождения и номер дела), то логичным, в данном случае, было бы составление расширенного реестра с указанием места рождения, основных мест проживания и всех вариантов написания фамилии.
Учитывая объем этого фонда (в данном случае в ГУВД в Одесской области) – более 26 тысяч дел, – понятно, что этот процесс растянется на несколько лет, но его в любом случае следует начинать уже сейчас. По мере возможности, желательно “вылавливать” и вносить в реестр и новые (“утраченные”) имена.

cc. Обработка так называемых “фильтрационных” дел начата лишь несколько месяцев назад. Общее количество дел – более 27,5 тысяч, из которых около половины составляют дела на репатриированных немцев.
Дела очень разные – некоторые состоят из одной анкеты, заполненной при прохождении фильтрационной проверки; большое количество “трофейных” карточек или анкет заполненных по-немецки при оформлении германского гражданства. Но имеются дела достаточно подробные, в том числе с германскими паспортами, различными “аусвайсами” и прочими справками и фотографиями.




Что касательно “не немецких” дел, то здесь так же очень широкий спектр документов. Это материалы фильтрационной проверки бывших военнопленных; документы советских граждан, угнанных на работы на территорию Германии, в том числе их паспорта, метрики и прочие справки.
Имеется также ряд дел на этнических болгар, получивших различные болгарские паспорта или удостоверения.
В документах советских граждан часто встречаются отметки оккупационных румынских властей. Имеются также различные удостоверения и справки выданные в этот период.
Поскольку сведения о репатриантах (кроме немцев) практически нигде не публиковались, то упомянутые сведения так же могут представлять интерес.
Что касательно этнических немцев – в значительной степени их имена отражены в опубликованных в интернете материалах Федерального архива в Берлине, но как всегда попадаются сведения и документы утраченные или “недовыявленные” в западных архивах и сохранившиеся здесь.
Эти сведения, конечно, не отражают всей полноты имеющейся информации. Среди такого количества архивных дел постоянно встречаются уникальные, которые хранят в своих протоколах не только сведения о судьбе конкретного человека, но и отражают малоизвестные, но не менее важные факты нашей истории.

Чего стоит фраза, сказанная одним из раскулачиваемых крестьян, – “Вы все равно пропьете все, что у меня отнимете. А когда в руководство придут бандиты-коммунисты, они заставят вас работать за галочки, и через два года вы будете подыхать голодной смертью”. Сказано это было в 1931 году ... за два года до голодомора.
Очень интересны и другие дела 1931 года – периода активного сопротивления сталинской коллективизации. Они отражают важную страницу в истории украинского села и много дают в понимании причин и масштабов последующих репрессий в отношении Украины со стороны московских властей.

Или, например, какое могло быть отношение к советской власти у жителей села Торосово (Гофнунгсфельд). Из-за того, что в 1920-е годы к ним приезжал выходец из этого села, а в последствии видный историк Георг Лейббрандт, очень многие кто его знал и встречался с ним, были репрессированы. Да, он был членом нацистской партии в Германии и в 1942-1944 годы занимался сбором исторических документов о немцах в оккупированной Украине. Но почти все его родственники были расстреляны органами НКВД еще в 1937 году.

Еще один “нестандартный” случай – дело на бывших “железногвардейцев” – членов сопротивления уже советской оккупации в Румынии. Их вывезли в Советский Союз и там судили. В документах дела упоминаются десятки имен членов организации и лояльных к ним представителей властей нескольких государств. По многим персоналиям даются биографические данные и сведения об их службе в военных и государственных структурах еще с 1920-х годов.
Через много лет, при пересмотре дела, их реабилитировали на основании того, что они не совершали никаких преступлений на территории СССР.

Интересными для понимания тогдашней ситуации могут дела на лиц не немецкой национальности, но подававших заявления на получение статуса “фольксдойче” во время оккупации. Эти же годы отражены в документах дел на католических священников, служивших в 1944 году и попавших в руки НКВД.

И таких дел достаточно много. Исследовать их можно как по национальному признаку, так и по хронологии и тематике репрессий. Важно, чтобы эта работа не прекращалась и все мы могли как можно больше узнавать о своей истории, истории страны, народа, конкретного города или села. Правдивой истории – иначе это неизбежно приведет к новым трагедиям, пример чему мы наблюдаем в настоящее время.