В связи с полемикой о возвращении нашему городу прежнего названия, не может не вызывать интерес к биография С.М. Кирова и, особенно, к его детским годам, с которыми почти все знакомы только по книге Антонины Голубевой «Мальчик из Уржума». Однако, архивные документы показывают, что события, описанные в этой книге, мягко говоря, не совсем достоверны.
Вот, например, письмо издательства «Детская литература» от 16 января 1938 года в адрес Уржумского райкома партии. «Лендетиздат при ЦК ВЛКСМ в 1937 году выпустил книгу о детстве С.М. Кирова под названием «Мальчик из Уржума». Нами получено письмо от гражданки Лукиных, которая не согласна с тем, что автор вывела Самарцеву «как хорошую», по словам автора неправильно. Издательство обращается к Вас с просьбой проверить факт, изложенный в письме гражданки Лукиных и сообщить о результатах. Впредь, до полного выяснения вопроса, Лендетиздат задерживает выпуск второго издания книги «Мальчик из Уржума». Посылаем 1 экз. книги «Мальчик из Уржума» и копию письма гражданки Лукиных. Директор издательства Н.И. Комолкин».
К запросу издательства приложена копия письма Лукиных. «Уважаемая редакция! В библиотеке на улице Девятой Роты (эта улица в Москве названа в честь Девятой Роты Преображенского полка, а библиотека находится и сегодня по тому же адресу – А.Р.) брала книжку «Мальчик из Уржума». Я уржумская, знала семейство Костриковых, жили недалеко друг от друга, и меня удивило как Голубева неточно все узнала и доверилась Самарцеву. Начиная с мелочей насчет Харламова, он никак не подходил к описанному. Он был новый человек, в Уржум приехал торговать, когда Сережа уже учился в Казани, к приюту никакого отношения не имел. Далее Самарцев описывает свою мать как бедную труженицу, а она кабатчица. На углу, в доме Полстовалова, был кабак, где она много лет торговала. Как не задалась Голубева вопросом: «На какие деньги она учила детей?». Я училась с ее дочкой Катей, которая когда окончила прогимназию (гимназии еще не было в Уржуме), так ее отправили учиться в Казань. Санька (Самарцев –А.Р.) окончил городское училище и она его в Вятку в реальное училище отправила. Зачем ей работать тяжелую работу, у нее легкий (спорное утверждение, что труд кабатчицы легок – А.Р.) заработок был, а не чужое белье стирать. Она и свое Кузьмовне (матери Сережи) отдавала стирать. Вот Кузьмовна, бедняжка – сгибала на работе. Зимы у нас суровые, из корыта с горячей водой в прорубь полоскать пойдет, одежонка плохая, а за работу платила (правильно - платили, но так в документе – А.Р) 25 копеек в день, а день от 6 часов утра до 8 часов вечера работала. Потом пишет, что дом, где жили Костриковы, принадлежал им. Это тоже неправда, они жили на квартире, а хозяйка дома не жила в Уржуме, этого не мог не знать Самарцев. Был бы дом ихний, няня Меланья, как мы ее звали, не отдала бы Сережу в приют. От ворот внизу была комната, там бы прожили, а за верх получать бы стала рублей 7, да пенсия 3, и прожили бы, конечно на хлебе и картошке, но все же вместе. Пишет – домик Самарцевых старенький, тоже нет – дом по Уржуму неплох, двухэтажный, обшит тесом, четырехквартирный, комната и кухня в каждой. Мне очень непонятно, что Самарцеву и 1 декабря (1937 года – А.Р.) по радио как хорошую вспоминали. Жила она долго, все в черном в церкви пороги обивала, грехи замаливала, их не мало было – каждую зиму мужики пьяные поедут домой и замерзнут. Встретиться, вдвое согнется, поклонится. Плохо изложила я, старуха, малограмотная. Москва, 23, Суворовская, 1, кв. 226 Лукиных». (ГАСПИКО, ф. 2051, оп.1, д.130, л.1-2). Не случайно, Антон Семенович Макаренко, со свойственной ему проницательностью, написал в рецензии на книгу: «От автора следовало бы ждать более ярких характеристик и красок, более подробного раскрытия многих интереснейших страниц из детства и юности Мироныча». «Литературная газета», 1937, 1 декабря, с.2.
Очень любопытные сведения о детстве Сережи Кострикова сообщил в тот же день Е. Клевер: «По субботам на площади Уржума собирался базар. Крестьяне из других деревень оставляли на ночь подводы и лошадей во дворе у Костриковых, а, когда заканчивался базар, уезжали.Конечно за постой они платили. В 1896 году, восьмилетний Сережа Костриков, будучи в приюте, начал учиться в приходском училище (автор статьи не мог написать в 1937 году, что атеист Киров окончил церковно-приходское училище – А.Р.). После трехлетней учебы в нем, он поступил в городское училище». (Газета «Лесная промышленность», 1937, 1 декабря, с.2).
Это редкая публикация того времени. Авторы большинства материалов тех лет писали о нищенском существовании Сережи в детские годы и очень нелестно отзывались о приюте. Вот, однако, что писал в своей автобиографии ведущий актер Уржумского колхозного театра Федор Логинович Ларионов: «Работать на сцене я начал еще в ремесленном клубе города Казани. По приезде в Уржум, сразу вошел в музыкально-драматический коллектив при детском приюте. Целью этого коллектива было получение средств, для оплаты за обучение и воспитание детей приюта. В приюте, в то время, воспитывался и Сережа Костриков». (ГАКО, ф. Р-2304, оп.4, д.212, л.6).
Теперь стало понятно, кто оплачивал учебу Сергея Кострикова в городском училище, хотя во всех изданиях советского времени писалось, что учебу Кострикова оплачивало Уржумское земство. Однако, архивные материалы городского училища, в которые, до меня, ни один историк почему-то не заглянул, не подтверждают участие земства в оплате учебы Сергея. Воспитанники приюта имели возможность присутствовать на всех спектаклях любительского драматического коллектива. Видимо, тогда Сергей полюбил театр и научился понимать внутреннее содержание постановок, что, несомненно, помогло ему, в дальнейшем, стать театральным критиком газеты «Терек» во Владикавказе и подружиться с Евгением Багратионовичем Вахтанговым.
Архивы не подтверждают печатанья Сергеем Костриковым листовок в бане, о чем подробно и ярко написала в своей книге. Антонина Голубева. Ни в фонде Уржумской уездной полиции, ни в фонде Вятского жандармского управления следов о них обнаружить не удалось, а об их появлении полиция не могла не знать.
Александр Рашковский, краевед, 23 марта 2008 года.